Те, которые знают В. Жаботинского только, так сказать, на расстоянии, едва ли могут вообразить, каков он в кругу политических друзей. Как будто два разных человека. В сложной его личности сочетаются некоторые черты, как б удто исключа.щие одна другую; суровость и мягкость; упорство и уступчивость; твердокаменная вера в свою правду и внимательное отношение к чужому мнению. Жаботинский на трибуне — воплощение воли, настойчивости, стопроцентной уверенности в том, что все должно происходить так, как он это видит.
С внутренней снисходительной улыбкой — он слишком джентльмен, чтобы улыбка эта проявилась наружу — он слушает оппонентов, заранее уверенный в том, что никакие аргументы не в состоянии поколебать выношенные и выстраданные им идеи. Он наперед учел все эти возражения. Часть их он выслушал в закрытых совещаниях с ближайшими сотрудниками.
Другую часть обдумал в редкие дни досуга — в поезде, на пароходе, во время одиноких прогулок, которые он так любит, а подчас и бессонные ночи. То, что Жаботинский говорит и пишет публично — не импровизация, а результат длительной и тщательной работы. Это уже «последнее слово».
Но в тесном кругу близких сотрудников и друзей, в процессе выковывания новых методов и путей, Жаботинский необычайно мягок и сговорчив. Он в высшей степени серьезно считается с мнением каждого, независимо от того, идет ли дело о политическом деятеле или о юном товарище лишенном всякого опыта.
Все высказываемые мнения как будто равноценны с его собственным.
Есть, однако, вопросы, в которых спорить с ним, даже в закрытых заседаниях, бесполезно. Расхождения иной раз обусловлены не столько различными оценками, сколько различным зрением. Деятель на редкость дальнозоркий, Жаботинский видит то, чего не видят люди более близорукие. Оспаривая взгляд таких оппонентов, он прибегает к различным логическим аргументам в доказательство правильности своего мнения. Но подчас ясно чувствуется, что дело вовсе не в этих аргументах; что не те или иные логические выкладки привели его к определенному мнению; что его суждения — результат интуиции. Он чувствует или видит нечто, чего не чувствуют и не видят другие. Тут спорить и убеждать очень трудно. Большей частью побеждает точка зрения Жаботинского.
Действует магнетизм его личности, заражает его убежденность. Сколько раз товарищи и ближайшие сотрудники Жаботинского присоединялись к его предложениям, хотя не сочувствовали им. Но неизменно они несколько позднее убеждались, что он прав, а не они.
Бывает, однако, и так, что менее дальнозоркое большинство обнаруживает упорство. Человек безукоризненно коллегиальный, Жаботинский лояльно подчиняется принятым, вопреки его мнению, решениям. В таких случаях политика движения равняется по близоруким. Не даром должно было пройти десять лет, пока ревизионизм понял необходимость разрыва со старой сионистской организацией. Вождь должен дальше видеть, но он в то же время должен понимать, что нельзя форсировать события, что необходимо подчас замедлить темп движения. Он должен руководить массами, но и должен считаться с их психологией. Ибо вождь и философ — разные вещи.
Добровольная Еврейская Пропаганда 