Сионизм и космополитизм. Д-р Ф. Оппенгеймер

РЕЧЬ В ПРАЗДНИК ХАНУКИ.

Нас, сионистов, часто упрекают в реакционности, говорят, что мы не хотим стремиться из нашего нынешнего положения к тому идеалу, который лежит впереди нас, а обращаемся, наоборот, к такому идеалу, который находится в прошлом. Мы желаем будто-бы повернуть колесо истории, вернуться к такому состоянию, которое человечеством давно оставлено позади себя. Нам говорят что не в национализме, не в замкнутости, не в признании розни между отдельными народами лежит идеал победоносно шествующего вперед человечества,—нет, не в розни, а в единении, во всеобщности человеческих стремлений, в превращение всех народов земли в один народ—вот где истинный идеал!

Но действительно-ли верно, что пред судом истории мы неправы? Ведь мы носим в себе сознание, что стремимся к великой возвышенной цели, и неужели, не смотря на это, нас можно назвать реакционерами и утверждать, что мы обращаемся вспять? Верно-ли то, что наше движение поведет не от полукультуры к полной культуре, а, наоборот, к варварству? Это чрезвычайно важный вопрос, на который мы должны непременно ответить, если хотим быть уверенными, что наше движение имеет под собою почву. Попытаемся же сделать это

Уже давно лучшие между людьми мечтали о том, что наступить такое время, когда война всех против всех прекратится, когда состоится полное примирение между отдельными общественными классами, и международный мир навсегда будет упрочен и укреплен, — наконец, такое время, когда все народы земли образуют из себя один великий народ, отдельные части которого в мирном соревновании при полном взаимном уважении будут вести общую борьбу с дикой природой, со стихиями; но уже навсегда прекратится тысячелетняя борьба человека с человеком. Одним словом, всякий человек будет пользоваться царскими правами на этой земле. Таков был возвышенный идеал тех великих мыслителей, которые нанесли первый решительный удар национализму, феодализму и абсолютизму. Это были великие подготовители французской революции: Руссо, Вольтер, Кене, и следовавшие за ними великие мыслители и поэты в Германии—впереди всех Кант и Гете. Неужели эта возвышенная мечта о мировом гражданстве не согласна с принципами сионизма или даже противна им? Безусловно нет, потому что этот идеал раньше всего зародился в умах и сердцах евреев. В бесчисленных местах священного писания высказывается надежда, что наступит ь день, когда все народы образуют один народ, который будет жить согласно нравственному закону Израиля. Но ведь наше движение с полным сознанием ставить себе задачей вызвать к жизни старые идеалы нашего народа, почему оно не может находиться в каком бы то ни было противоречии с возвышенными идеалами всемирного гражданства. И, однако, разве мы не стремимся к обособлению, к национальному объединению в собственной стране, где будут господствовать наши законы, наш язык и религия? Разве мы не указываем с благородной гордостью на то духовное состояние, которое принадлежит нам издавна, в отличие от того, что представляет принадлежность других народов? Разве мы не стремимся порвать связь с теми обществами, среди которых мы живем теперь, чтобы вновь соединиться между собою?—В виду всего этого мы, может быть, действительно заслуживаем обвинения в реакционном отношении к идеалу мирового гражданства, a следовательно наивысшего идеала нашего собственного народного духа. Здесь, по-видимому, кроется одно из тех противоречий в мышлении, который представляли для философов всех времен не мало затруднений. Эти противоречия казались неразрешимыми до тех пор, пока вещи рассматривались, как находящиеся в покое, и, наоборот, они получают легкое разрешение, когда вещи рассматриваются в своем беспрерывном развитии. Я хочу обратиться к помощи двух великих философов, Гегеля и Спенсера, чтобы разрешить наше противоречие.

Гегель—великий мыслитель, долго не понятый и даже осмеянный, но теперь все более и более оцениваемый—понимал мир, как развитие противоречий. Физическую подкладку для своих законов философского развития он нашел в открытиях естественной истории. Всякое явление влечет за собою свою противоположность по закону противоречия, т. е. за тезисом следует антитезис, и в дальнейшем ходе развития эта противоположность между тезисом и антитезисом производить опять свою собственную противоположность, синтез, в которой две первые противоположности находят свое примирение.. Мне кажется, что эту знаменитую формулу Гегеля можно применить к интересующему нас в данном случае вопросу. Так, сначала в истории появляется национальность; национальность влечет за собою противоположность, а именно: борьбу между национальностями; борьба между национальностями ведет в свою очередь к уничтожению этой борьбы и находит, таким образом, свое примирение в последнем синтезе: в мировом гражданстве. Но этот последний синтез может наступить лишь после того, как тезис и антитезис развились до своей высшей формулы, после того, как национальные особенности народного духа, традиции и способности достигли высшей степени своего развития и вследствие этого пришли в столкновение с другими такими же кристаллически чистыми национальностями. Таким образом, космополитизм или то, что раньше называлось «царством Божиим», может получить реальные жизненные формы только после того, как разовьется вширь и вглубь самосознание отдельных народов, в особенности, когда последними ясно будут поняты и формулированы все те пункты, которые отделяют их друг от друга. —Если Гегель пришел к своим законам путем философского мышления, то другой величайший философ нашего времени, Герберт Спенсер, пришел к тем же выводам путем изучения природы. Путь развития идет от бессвязности однородных частиц ко все большей разнородности и взаимной связи и подчинению этого разнородного, при этом все более и более выигрывая в силе. В органическом царстве это развитие исходит от одноклетных животных или растений, ведущих без всякой связи между собою свое бессознательное существование; поднимаясь дальше, мы находим ряд организмов, составленных из миллиардов клеток венцом которых является человеческое тело… И в то время, как каждая из амеб (одноклеточных животных) вполне похожа одна на другую, и это сходство будет продолжаться еще миллионы лет, вместе с тем каждая клеточка чудесного животного тела резко отличается одна от другой, имеет свою особую деятельность и по своему строению как раз приспособлена к ней. Таким образом, развитие органической жизни ведет от полной однородности и бессвязности отдельных клеточек к тесной взаимной связи разнородных частиц.

Тот же закон сохраняет свою силу и для общественной организации, как отдельных народов, так и всего человечества. На первой стадии человеческого развития мы встречаемся с изолированной первичной клеточкой человеческого общества—первичной семьей, состоящей из самца, самки и беспомощных детенышей; каждая такая общественная клеточка стоит одиноко без связи с другими. Это—социологическая единица, подобно тому, как амеба является биологической. Отсюда развитие вело ко все большему и большему различию между отдельными общественными клетками и вместе с тем ко все большей и тесной связи между ними. В данное время это развитие достигло своей предварительной этапной стадии в больших европейских национальных державах. Но и тут уже мы видим в экономическом союзе отдельных государств фатальное стремление к дальнейшему развитию, к дальнейшему подчинению одному закону и одному порядку все больших и больших групп. И здесь мы имеем общность при крайнем разделении труда: каждая клеточка имеет свою форму, каждый человек приспособлен к своей специальной деятельности и по своим способностям получает свое место в великом общественном организме, каждый по своим силам и производительности вносит свой вклад в общее целое и взамен того получает от этого целого свою долю. Подобно тому, как сложный животный организм обладает несравненно большей силой и работоспособностью, чем миллиарды рядом без связи между собой живущих амеб, так и общественный организм, это живое общественное тело, обладает несравненно большей силой и способностью для владычества над природой, чем миллионы отдельно живущих первобытных охотников и рыбаков. Вот эта-то сила общественности непреодолимо влечет человечество к его конечной, возвышенной цели—к образованию одного единого народа царственных людей на нашей планете.

Теперь является вопрос: что можем мы извлечь из этого всеобщего закона развития для решения нашей задачи? Ответить на это можно в нескольких словах; несомненно, развитие ведет ко все большему и большему объединению отдельных независимых друг от друга народов и наций, но, что самое важное, это развитие, это объединение совершается таким путем, что предварительно в качестве подготовительных факторов, вырабатываются и изощряются до последних пределов коренные особенности каждого отдельного народа, каждой самостоятельно функционирующей группы.—Таким образом, формула развития (эволюции) Спенсера и Гегеля указывает нам на верный путь, которого мы должны держаться при работе на пользу, как всего человечества, так и нашего народа.—Если мы хотим способствовать достижению идеала всеобщего мира и гражданства, то должны сохранить свои особенности и развить все задатки нашего духа до последних пределов. Мировое царство будущего не будет состоять из однородных человеческих масс, потерявших все особенности своего происхождения и своего духа, нет, оно будет состоять из отдельных народных индивидуальностей, ярко окрашенных каждая в свой цвет.— Эти народы-индивидуумы только потому сумеют служить фундаментом для зданья, что каждый из них будет представлять собой твердый, крепкий гранит, а не зерна песку, смешанного с глиной. В сокровищницу будущего не будут приниматься стертые серебряные монеты без следов печати и чеканки, а только полновесные золотые, на которых чеканка сохранилась ясно и отчетливо.

Это должно быть паролем и лозунгом для всякого деятеля нашего времени. И, к счастью, в глубине души нашей таится чувство, которое подсказывает нам, что мы находимся на правильной дороге — это чувство чести и справедливой совести. Честь повелевает всякому стать на сторону слабых, пока ясно не доказана виновность последних, и, далее, честь запрещает оставить свой пост, пока нападение на него продолжается. Человек, созданный по образу Божьему, с божественной искрой в своей душе, царь земли, с царской гордостью в своей осанке, не должен гнуться там, где грубая сила хочет его согнуть. Бог, создавший железо, не хотел, чтобы существовали рабы. Пусть другие называют это упрямством, когда мы на гнет отвечаем сопротивлением, на ненависть гневом и на презрение—презрением, пусть называют нас реакционерами: ведь наше движенье действительно является реакцией. Оно —реакция в смысле противодействия, оно — сопротивление давлению и гнету, извне производимому на нас. Это реакция против реакции! — При таком образе действия мы послужим прогрессу всего человечества, мы будем достойны быть положенными одним из камней в основу храма будущего —Не в уничтожении всех особенностей, не в подавлении всего, что есть самостоятельного и выдающегося, состоит прогресс, как думают ложные космополиты, а наоборот, в сохранении и развитии всех наших здоровых способностей и задатков. Такие мысли должны нам прийти в голову именно в настоящий день. Ведь собравший нас теперь праздник мы празднуем в память того исторического «реакционного» события, которое, представляя собой здоровую естественную «реакцию» против грубой неестественной, спасло наших предков от угрожавшей им опасности и сохранило нас по днесь. Воскрешая в нашей памяти злополучный времена Антиоха Эпифана, мы находим, что во многих отношениях они сходны с нашими. В то время впервые столкнулись и вступили в открытую борьбу националистические и космополитические начала. Но космополитизм того времени не созрел еще настолько, чтобы обнять собой весь мир и распространить над ним свое господство, тем более, что в основе его лежало господство привилегированных социальных классов, все существование и благополучие которых зиждилось на труде и эксплуатации рабов. Вследствие того космополитический строй должен был еще раз рухнуть, должна была снова возникнуть затихшая на время борьба национальностей, человечество должно было еще раз расколоться на множество враждебных элементов, чтобы потом, обессиливши в борьбе, одуматься и на самом деле проникнуться мыслью о великом значении свободы действия и работы и тем самым создать незыблемый базис, на котором в далеком будущем будет воздвигнуто великолепное здание мирового гражданства, унаследованного нами от древнего мира в форме идеала, воплощение которого в действительной жизни оказалось ему не по силам.

Сотни лет кипела борьба народов в странах, обрамляющих бассейн Средиземного моря, с неудержимой силой хлынули народы-переселенцы из азиатских степей, опрокидывали на пути национальные государства, обезличивали их и смешивали вместе, затем опять разобщали и выделяли в самостоятельный расы и народы — закаляя их в борьбе за самосохранение для высшего единства. Ведь и наш народ представляет собой продукт смешения трех различных рас, которые, в свою очередь, подверглись тому-же процессу. Да, постепенно, шаг за шагом совершился процесс слияния разнородных частей в единое целое.

Объединение Италии и Греции могло осуществиться, благодаря непрерывным войнам . Галлы, Этруски, Латины, Сабины и Велико-греки-с одной стороны, а с другой—Ионийцы, Дорийцы и Пелазги сливались в единые самостоятельные народы с присущим всем членам их одинаковым национальным чувством и одинаковой организаций разделен. труда . Рим объединил весь Запад, а Александр Великий — весь Восток под одним скипетром и одним законом. И уже было близко то время, когда эти две великие культурные сферы стали обнаруживать Склонность к взаимному слиянию. Рим наложил свою тяжелую руку на Македонию и вместе с нею подчинил своему режиму оба подвластные ей государства Египет и Сирию, составной частью которой была также Иудея. Тогда в первый раз установилось беспрепятственное сообщение между греческой сферой влияния и римской; римское право и греческая образованность и искусство возымели все большее и большее влияние на души подчиненных граждан. Таким образом, мировой строй того времени обнаруживал тенденцию к воплощению космополитического идеала на земле, начало чему положено было Римом.

Еврейский народ, представлявший собой со времен Кира мирное племя без национально-политической самостоятельности, оказался сильно задетым во многих отношениях этим культурным движением. Греческий язык, греческая изящность манер, утонченность нравов, широта кругозора имели сильное влияние на маленькое богато-одаренное еврейское племя, последствием чего выступило на сцену ассимиляционное движение. Вскоре греческий язык стал вытеснять древне-еврейский, дошло до того, что оказалось необходимым перевести Священное Писание на греческий язык!— И если б в действительности существовала тогда почва для осуществления космополитического идеала на земле, то евреи, с своей стороны, внесли бы немалую толику в общую сокровищницу мировой цивилизации; они бы принесли в дар человечеству выработанную ими в недрах своей самостоятельной обособленной национальной жизни идею монотеизма в противоположность жалкому политеизму греков и окаменелому рационализму римлян,—свое глубокое целомудрие в семейной жизни и, быть может, часть своих бесподобных законов о правах собственности,— ставши, таким образом, составным элементом того всемирно-культурного народа, который, казалось, должен был в это время образоваться, являясь носителем римского права и римской военной тактики, греческой философии и искусства и иудейской религии и этики. — И никто в интересах дальнейшего развития человечества не сожалел бы, что в этом процессе развития и прогресса исчезли-бы некоторые охранительные факторы, под эгидой которых совершился процесс национального развития народа, пока последний и вместе с ним все остальные национальности не созрели в своем поступательном движении для слияния в одно самостоятельное целое.

Но дело обстояло иначе в то время! Эллинизм представлял собой не более, как изящную драпировку на разъеденном и сгнившем до мозга костей общественном организме, который по существу своему оказался не в состоянии быть носителем мировой организации. Экономический строй, основанный на рабстве, расколол народы на враждебные лагери, восстановив один класс людей против другого, и превратил низшие слои общества в трусов и коварных лентяев, a верхние власть имущие классы—в грубых и испорченных людей. Произвол последних попирал всякую нравственность и всякое право, так что стремления эллинизма, поскольку они находились в зависимости и под влиянием высших классов, были направлены в совершенно противоположное им русло, и вместо того, чтобы дать простор и возможность каждой народной особи, долженствовавшей входить в составь всемирного царства, изжиться сообразно своим национальным особенностям в интересах-же единого целого они, т. е. верхние, задававшие в то время тон общественные классы, всячески старались искоренить и задушить в зародыше всякие проявлены национальной самостоятельности единственно для того, чтобы возможно больше и выгоднее использовать свою деспотическую власть, драпировавшуюся в мантию литературного меценатства, над разрозненными и обезличенными ордами порабощенных племен и народов. Такой политики держался и сирийский Нерон, Антиох, по отношению к еврейскому племени. Этот маленький народ был обречен на вынужденное растворение в безразличном хаосе лишенных своих расовых и племенных особенностей народов. Таким образом, возникли страшные религиозные преследования против евреев; враги их зарвались до того, что стали подвергать сожжению свитки священного писания, осквернили храм и замучили немало верных своей религии сынов Израиля.— И если б наши предки не вскипели благородным гневом и не восстали против возмутительного насилия сирийских греков, то мы бы не имели теперь возможности приобщить нашу своеобразную, веками выработанную сущность к общей сущности всемирного царства будущего, не могли бы внести в мировую сокровищницу будущего и нашу лепту — рельефно отчеканенную медаль нашей национальности. Но они возмутились и восстали; защищаясь, они сбросили с себя прочь несправедливо наложенное на них ярмо; из мирных земледельцев и работников они опять превратились в самоотверженных воинов, в непоборимых героев, и все это случилось потому, что они чувствовали и сознавали, что тут угрожала опасность их народной душе, их национальному существованию.—С глубокой благодарностью вспоминает еврейский народ этих своих героев и благоговейно зажигает в честь их огни в праздник Маккавеев.

Наше время, в которое мы живем, имеет много общего с эпохой Антиоха Эпифана. Опять протягиваются тонкие нити мировой культуры через моря и страны, той культуры, которая стремится растворять в себе все, что есть драгоценного и неизменного в разных национальностях, в целях высшего единства, которая стремится к объединению всех враждебных элементов на почве социального примирения и интернационального мира, чтобы этим путем образовать и выкристаллизовать всемирный народ будущего, в котором «человек» будет царем земли…—И опять деспотизм и плутократия монополизируют себе эти мысли, чтобы во имя их насильно подавлять всякую народную самобытность и стереть в порошок то, что выросло и окрепло, как скала,—Наша кровь опять возмущается против этого, опять заговорила, в нас наша национальная гордость, сознание святости добытых нами духовных ценностей придает нам духу, и наше вековое упрямство опять подмывает нас. — Это, господа, сионистское движение!—Мы в полном сознании своих сил уходим теперь от других, которые считают нас чужими—не потому, что мы хотим повернуть колесо истории вспять и вернуться к временам Иисуса Навина или судей, не потому, что мы будто-бы стремимся к отжившему идеалу, лежащему позади нас, а потому, что мы хотим сохранить себя для царства Божия в будущем.— Вследствие этого мы лелеем нашу гордость, проистекающую из сознания великих деяний наших предков, как в мирное, так и в военное время; лелеем и растим нашу традицию, куем народную сплоченность и солидарность. «Станьте бок-о-бок в ряды армии спасенья, тогда разрозненные волны превратятся в бурное море, блуждающие искорки — в могучее пламя!..»

И вследствие этого только нам, сионистам, подобает праздновать этот светлый праздник. И никто не вправе больше, чем мы, разразиться хохотом когда наши противники, ассимиляторы, бранят нас реакционерами. Мы представляем из себя маккавеев настоящего. И если нам невозможно теперь выступить против палачей Сирийца с мечом в руках, то зато мы владеем не менее опасным оружием духа, которое пустим в ход и против внешнего врага и против внутреннего, что в нашем собственном лагере. _ Может быть, в недалеком будущем действительно наступить момент социального примирения и международного мира: тогда обнаружится с полной ясностью, как мало ретроградно и реакционно было наше движение… Даже может статься, я надеюсь на это, —что мы будем первыми пионерами, которые положат основной камень под фундамент великого общежития в прекрасном будущем. Не с пустыми руками мы придем для этого: мы вооружены четырех-тысячелетней культурой. Если б нам удалось устроиться так, как наши предводители начертали нам, на основах равенства, свободы и братства, на основах библейской организации земельной собственности, которая предначертана самим Богом, и для реализации которой наше время открыло верные средства, тогда очень легко могло бы случиться, что наше общежитие послужило — бы образцом для всех других общежитий мира, для того всемирно-сущего единого народа, в котором воплотились бы вечный мир и справедливость на земле и осуществились, наконец, мессианские чаяния иудаизма.